Эротизированный перенос +18 — Помощь психолога в Екатеринбурге

Женщина-психоаналитик и эротизированный перенос

Ева П. Лестер

Концепция эротического переноса обсуждалась начиная с первых работ Фрейда по этому вопросу до последних исследований. Необходимо отметить, что в литературе почти полностью отсутствуют описания осуществления мужчинами- пациентами эротизированного переноса на женщин-психоаналитиков. Встает вопрос о том, насколько важен пол психоаналитика в развитии переноса и его особенностей. Считается, что четыре возможные диады психоаналитик/пациент отличаются в этом противостоянии качественно, и пол психоаналитика и/или гомосексуальный или гетеросексуальная природа диады могут способствовать или мешать самоопределению. Эротизированный перенос на женщину- психоаналитика рассматривается как способ изучения подобных качественных различий. Предполагается, что ощущение мужчиной-пациентом сильного эротического возбуждения по отношению к женщине-психоаналитику сдерживается представлением о подавляющей до-эдиповой матери. Напротив, подобные эротические чувства свободно выражаются пациентами-женшинами. Для подтверждения вышеуказанной гипотезы приводятся два случая.

В своей статье от 1936 «Дополнение на тему переноса-сопротивления», Бибринг описывает поведение молодого человека на сеансе психоанализа таким образом: «Он настойчиво требовал от меня посадить его к себе на колени, поносить и покормить, потому что его мать, которая была злой женщиной, никогда это не делала. Он хотел ударить меня, он осыпал ругательствами свою мать и меня, и не обращался ко мне иначе, чем фамильярно на ты — это сопровождалось яростными вспышками возбуждения, потоотделением, и такими сильными эмоциями, что он цеплялся за диван, чтобы не поддаться действию своего порыва» (стр. 185). Насколько нам известно, это единственный описанный случай в психоаналитической литературе об осуществлении сильно эротизированного переноса на женщину-психоаналитика. В той же статье Бибринг предполагает, что существуют случаи, в которых определенные обстоятельства, связанные с личностью психоаналитика или обстановкой во время сеанса образуют «брешь в воображаемых качественных свойствах переноса». Это приводит к возникновению неуправляемого сопротивления переносу и тупиковому положению, при котором необходима смена психоаналитика. Наряду с этими реальными фактами Бибринг ставит пол психоаналитика на первое место потому, что она считает, что его влияние «особенно очевидно и потому, что оно было таким сильным в упомянутых случаях» (стр. 181).

Хотя Фрейд (1931) в «Женской сексуальности» предполагает, что женщинам- психоаналитикам, возможно, проще докопаться до половых противоречий пациента, он так никогда и не обратился к взаимосвязи между переносом и полом психоаналитика. До настоящего времени в психоаналитической литературе существовало единое мнение (Фенихель, 1945), (Гловер, 1955) по поводу того, что за некоторым исключением, пол психоаналитика не является определяющим фактором развития переноса или окончательного результата. Постоянно утверждалось, что при каждом психоанализе половые и эдиповы противоречия будут воплощаться в материнских и/или отцовских переносах в порядке, обусловленном множеством факторов, большинство из которых, если не все, относятся к прошлому пациента или к его настоящей жизни. Фенихель (1945, стр. 328) сделал из этого вывод, заявив, что «и мужчины и женщины пациенты могут осуществлять и отцовский и материнский перенос на своего психоаналитика, женщина это или мужчина».

Поскольку центральная значимость переноса получила обоснование в психоаналитической литературе, в настоящее время постоянно исследуются разносторонние аспекты взаимодействия между психоаналитиком и пациентом, а также значение «реальной» личности психоаналитика (Блюм, 1973), (Карме, 1979), (Тичо, 1975 и т.д.). Из «реальных» характерных признаков психоаналитика пол, как заявила почти полвека назад Бибринг, .должно быть, является наиболее важным. Согласившись с тем, что утверждение Фенихель, в основном, справедливо, мы предполагаем, ^что развитие переноса и его особенности обусловлены, в какой-то мере, полом психоаналитика. Четыре возможные диады в психоанализе, с нашей точки зрения, качественно различаются в отношении особых аспектов переноса, и на их последовательность может повлиять реальная личность (пол) психоаналитика, сознательные и бессознательные ожидания пациента и гомосексуальный или гетеросексуальный характер диады. Мы решили обсудить эротизированный перенос на женщину-психоаналитика, потому что теоретические формулировки по этому вопросу представляются нам несоответствующими описанным ранее клиническим наблюдениям. Так, несмотря на то, что описано большое количество случаев, когда женщины-пациенты осуществляли сильный эротизированный перенос на мужчин- психоаналитиков (Фрейд, 1915), (Блюм, 1973), (Шварц,1967), (Раппапорт, 1956), существует ощутимое отсутствие опубликованных описаний «влюбленности» (по Фрейду) мужчин- пациентов в своих психоаналитиков женского пола, как можно, естественно, предположить в свете вышеупомянутых положений. В нашей клинической практике мы сталкиваемся с сильными эротическими переносами со стороны пациентов женщин, и слабыми, кратковременными, приглушенными, неустойчивыми эротическими переносами со стороны пациентов мужчин. Действительно ли это наблюдение? Соответствует ли оно изысканиям других женщин- психоаналитиков? или это единичное явление? Можно ли предположить, что женщины- психоаналитики не описывают эротические переносы со стороны мужчин- пациентов, или мы должны предположит, что подобные переносы происходят реже, чем со стороны женщин в отношении мужчин- психоаналитиков? Если последнее справедливо, как объяснить подобную разницу? Должны ли мы искать социально-культурные факторы для объяснения этого, либо перед нами определенные особенности самого процесса переноса⁹ Клинический материал, который будет представлен, предполагает, что относительная редкость сильных эротических переносов в отношении женщины- психоаналитика мужчиной- пациентом может отражать определенную особенность переноса. А именно, страх сильной до-эдиповой матери, который снова возникает при переносе на женщину-психоаналитика, может угрожать стабильности мужского пола и самоопределению, а также сдерживать выражение сильных эротических фантазий о эдиповой матери. Завершение до-генитальной борьбы со мстительной, превышающей своей силой фаллической матерью выявляется в доминировании или подавлении, садизме или мазохизме. За этим скрываются эротические половые влечения к эдиповой матери. Данное влечение может быть выражено в отношении психоаналитика через перенос только после того, как будут разрешены до-генитальные и производные до-генитального возбуждения. На этих последних стадиях психоанализа, однако, сильный эротический перенос встречается редко и это, мы считаем, может быть объяснением, почему в литературе описано так мало подобных переносов в отношении женщин-психоаналитиков (со стороны мужчин-пациентов). Вышеописанная особенность переноса усиливается социально-культурным отношением в самооценке, соответственно, двух партнеров Таким образом, пассивность и восприимчивость, вызванные ухудшением у пациента-мужчины будут носить дистонический характер в отношении его активной мужской сексуальной роли; при этом культурно санкционированная эмфатическая воспитательная роль женщины- психоаналитика в ситуации наедине с пациентом-мужчиной будет носить дистонический характер при «соблазнительной» эдиповой матери. В диаде женщина-пациент — женщина-психоаналитик эротические гомосексуальные переносы могут наблюдаться чаще. Здесь пациент, у которого наступило ухудшение может с готовностью поддаться влечению слиться с сильной фаллической матерью. Другими словами, негативный эдипов перенос может быстрее произойти в диаде женщина-пациент — женщина-психоаналитик. В «Женской сексуальности» Фрейд (1931) замечал, что «изначальные отношения девочки к ее матери строятся на богатой и многоплановой основе» (стр. 225) и эти отношения длятся «до четвертого» года жизни. Эта сильная привязанность, которая, кажется, подтверждается в последних наблюдениях за развитием ребенка (Каплан, 1982), привела Фрейда к выводу, что для того, чтобы достичь положительной эдиповой стадии, девочка сначала должна справиться с негативным комплексом.

Положения

В 1915 г. Фрейд писал о переносе любви, как о частой трудности при психоаналитическом процессе. «Я имею ввиду случай, когда женщина-пациент подает безошибочные признаки или открыто заявляет о том, что она влюбилась, как любая смертная женщина, во врача, который занимается ее психоанализом» (стр. 159). Фрейд признал защитную природу этой реакции. «Нет никаких сомнений, всплеск страстного желания любить, в большой степени, возникает в результате сопротивления» (стр. 162). Он предостерег психоаналитика, чтобы тот не ошибся, приняв это за настоящую любовь, адресованную к нему, как к личности, а также не пытался подавить любовь пациента. «Он должен твердо придерживаться любви-переноса, но воспринимать ее, как нечто нереальное [и исследовать ее] вплоть до бессознательного начала» (стр. 166). В сложных случаях любви-переноса, однако, Фрейд увидел в действии«элементарную страсть» и описал этих женщин как «детей природы, которые отказываются воспринимать физическое вместо материального» (стр. 166)». Он предположил, что единственный способ справиться с этими случаями — прервать психоанализ. Термин эротизированного переноса, используемый в настоящее время, более конкретен, чем любовь-перенос, но в го же время включает в себя больше. Блюм (1973) определяет его как «особый вид эротического переноса, чрезвычайную эротическую озабоченность психоаналитиком, для которой характерны открытые, кажущиеся эго-синтоническими требования любви и сексуальных действий со стороны психоаналитика»(стр.63). «Существует спектр чувств от привязанности до сильного сексуального влечения, от всеобъемлющего бессознательного сексуального желания-переноса до сознательной, эго-синтонической, эротической озабоченности-переноса. Именно это настойчивое, сознательное требование эротического переноса собственно и является эротизированным переносом» (стр.690. Блюм объясняет эротизацию сопротивлением и отдельными случаями совращения и травмы в начале жизни пациента. Эротизация переноса, по Блюму, не ограничивается маргинальными пациентами с серьезным регрессивным переносом, потерей границ эго и недостаточной ориентацией в реальности. Это не компонент психического переноса и, сама по себе, она не предвещает неудачу в проведении психоанализа. Блюм признается, что эротизированный перенос может быть гомосексуальным и гетеросексуальным, но он описывает только случаи, когда женщины влюбляются в мужчин-психоаналитиков.

Раппапорт (1956) и Шварц (1967) допускают основное положение о том, что эротизированный перенос является гипертрофированной формой эротического переноса, но подчеркивают нарушение у пациента ориентации в реальности. Оба цитируют утверждение Блицтена «В ситуации переноса психоаналитик воспринимается как бы родителем, тогда как при эротизации переноса он и есть родитель». Оба автора расширяют концепцию, включая все формы сильной зависимости от психоаналитика, особенно те, где преобладает необходимость в физическом контакте. Так Раппапорт (1956) утверждает: «Они жаждут … прямого физического контакта, телесной близости, разделить кушетку с психоаналитиком, рядом с которым они хотят сесть или лечь. Они мечтают о близком контакте при скандале или борьбе, или, по крайней мере, их замене, вербальной битве, стычке» (стр. 517). Когда пациент противоположного пола, эта форма переноса «будет так или иначе обличена в бурное требование более традиционного полового контакта» (519). Раппапорт подвергает сомнению заявление Фрейда о том, что для некоторых женщин, обладающих «элементарной страстностью», работает скрытый конституциональный фактор. Раппапорт видит только примитивную инфантильную личность, и то, что похоже на сильное сексуальное влечение, ни что иное как «срочная потребность снедаемого голодом по ласковой и заботливой матери» (стр. 519). Первый контакт с пациентом может выявить предупредительные признаки будущего эротизированного переноса. Нескрываемые сны о психоаналитике появляющиеся в самом начале психоанализа являются предвестником сильного регрессивного переноса, часто эротизированного (Гительсон, 1952), (Раппапорт, 19590, (Харрис, 1962), (Шварц, 1967).

Во второй статье Коэн (1981) рассматривает сексуализацию переноса с целью защиты. Концепция сексуализации определяемая как «феноменологическое проявление того аспекта сексуального поведения и фантазий, чьи цели и назначение заключаются не в сексуальном возбуждении и удовольствии, а в защите» (стр. 893), очень обширна и часто свободно используется в литературе. Кроме использования для определения эротизации переноса, термин сексуализация применяется, когда определенное поведение, ментальную сущность и ментальное представление сильно подвержено энергии либидо. И, наконец, термин относится к тем случаям нарциссизма и маргинальной личности, когда извращенное сексуальное поведение используется как защита против угрозы потери единства и дезинтеграции личности. Как бы ни использовался термин, причина сексуализации, по Коэну, это всегда защита. «Для того, чтобы клинически использовать термин «сексуализация», он должен относиться к широко применяемым в качестве защиты клиническому поведению и фантазиям» (стр.907). В этих условиях сексуализация встречается у всех видов пациентов, с той разницей, что при определенной маргинальное™, нарциссизме и у психически больных пациентов она может стать основным способом защиты. В этом случае Коэн предлагает генетическую гипотезу о раннем совращении ребенка находящейся в депрессии, неполноценной, апатичной матерью, чей способ общения с ребенком заключается в разделении с ним сексуального возбуждения. «Сексуальное совращение в конце концов становится для ребенка основным способом общения с другими и выражения сильной жажды объекта» (стр. 910). Иногда, когда связи с объектом становятся угрожающе непрочными, поведение совращения усугубляется, если пациент пытается убедить себя, что он может принудить объект к более тесному сексуальному контакту».

Клинические случаи

Мы предлагаем подробно рассмотреть два клинических случая для иллюстрации проявления эротического начала при переносе. Цель данной работы сосредоточиться на факторах способствующих или подавляющих выражение подобного начала при переносе на женщину- психоаналитика. Первый случай женщины-пациента затрагивает множество вопросов, поднимавшихся в литературе, такие как защитная природа эротизации, гомосексуальные элементы, когда пациент и психоаналитик одного пола, и значение снов о самом психоаналитике. Второй случай предоставляет материал для обоснования гипотезы об определенной особенности отношений при переносе между мужчиной-пациентом и женщиной- психоаналитиком, которая подавляет свободное выражение эротических фантазий при переносе.

Миссис О. начала посещать психоаналитика в возрасте 33 лет. Она жаловалась на опустошенность, периодические депрессии и неудачный второй брак. Будучи младшей из двух сестер, у нее было глубоко несчастное детство в семье, где властвовал деспотичный отец-эгоист. Мать, в молодости жертва полиомиелита, носила протезы и считалась жалкой калекой, неспособной противостоять автократическому поведению отца и воспитать двух дочерей. Материнская забота исходила не от настоящей образованной, работающей матери, а от больной, неполноценной, хромой женщины, вечно жалующейся на головные боли и усталость. Неполноценность и неловкость стали качествами, глубоко укоренившимися в самооценке пациентки, и были напрямую связаны с матерью. Одним из первоначальных страхов пациентки во время проведения психоанализа было то, что она не справится, она не будет знать, как разговаривать со мной, и я ее вышвырну. «Я видела сон, что больше не могу видеть сны, и мне стало страшно». Она чувствовала себя бессловесной и глупой.

На пятом месяце проведения психоанализа пациентка ушла от мужа и начала жить с любовником. Регресс в психоанализе усугубился к концу первого года и ощущение смертности, смятение от своей «бесформенности» стали постоянными жалобами. На сеансах она подолгу молчала и жаловалась, что чувствует себя парализованной. После того, как она вышла замуж за своего любовника, желание иметь ребенка стало основной ее заботой и стимулом для освобождения от того, что сдерживалось и подавлялось. • С самого начала она была убеждена, что не сможет забеременеть или родить нормального ребенка. Кроме двух абортов, о которых не упоминалось ранее, она говорила о своем

сильном желании быть мальчиком, которое, чего она боялась, «погубило» ее. Пол пациентки был, в принципе, женский, но раннее желание иметь пенис и иллюзорное представление об ее «уродливых» женских гениталиях нарушили определение единого сексуального целого, вызывая сексуальные желания и желание родить. Несовместимые личности властного, здорового, мужественного отца и заботливой, но болезненно депрессивной матерью поддерживали неустойчивое положение в плане ее самооценки и сексуальной ориентации. Внутренний мир пациентки также не являл собой единого целого, включая в себя противоречивые и несовместимые представления. Разделение объекта и самоопределение не было чем-то необычным. На ранних стадиях поиска хорошего объекта в психоаналитике и сопутствующее проецирование свойств плохих объектов на других создало ситуации разочарования в лечении и помимо него. Самые банальные изменения в ходе психоанализа приводили ее в бешенство или отчаяние. Она чувствовала себя свободной от тревоги и постоянного чувства обреченности только когда могла представлять близость с щедрым, сильным, всеведущим идеальным объектом. При переносе поиск такого объекта стал стимулом для ухудшения состояния и сопротивления. Постепенно, по словам Блицтен, пациентка уверилась, что этим объектом должен был стать психоаналитик.

Примерно в конце второго года пациентка увидела первый сон о своем психоаналитике, такого типа, который стал необычно часто повторять в течении последующих трех лет. Вот точное содержание этих снов и сознательных фантазий о психоаналитике в этот же период, которые стали свидетельством начала и развития сильного эротизированного процесса переноса. В первых несколько снах о самом психоаналитике было разочарование от прихода ко мне, когда меня либо нет, либо я заставляю ее ждать, либо другие люди занимают ее время и приходят на сеанс вместе с ней. На 32 месяце она рассказала следующие сны:

«Я была здесь, я лежала на кушетке и рассказывала вам о сне, в котором я занималась любовью с другой женщиной. Я не могла вспомнить, кто была та женщина, и во сне я думала, как странно, что я помню только ее грудь. Я не могла вспомнить ее лицо.

Может быть, это был не сон. Может быть, во сне Вам тоже кажется это странным. У меня был сон вечером. Он меня полностью смутил. Ощущение, что я была здесь так живо» .

Несколько сеансов спустя ей приснилось, что она пришла ко мне домой. «Небольшая комнатушка забитая мебелью. У Вас были рыжие завитые волосы. Вы говорите: «На этот раз мы попробуем кое-что другое. Я могла дотронуться до вас. Кажется, Вы пытались соблазнить меня. Я вот там. Проснулась я от того, что поняла, что у Вас есть пенис. Я не хотела снова засыпать. Все это было так впечатляюще».

В ее ассоциациях появилась первая сцена и агрессивные желания по отношению к матери-психоаналитику. В то же время прогрессировала постоянная фантазия положить голову мне на колени. Пациентка научилась фантазировать в моменты стрессов и несчастий и заявляла, что они успокаивают. Часто она видоизменяла фантазию, включая в нее половое сексуальное и агрессивное возбуждение. Очнувшись от транса, она сказала: «Я вошла в самолет полный боли, злости и разочарования. Я села одна и представила, что кладу голову на колени моей госпоже (несколько месяцев она обращалась ко мне «моя госпожа»), Я почувствовала умиротворение и спокойствие, затем я дотронулась ильном желании быть мальчиком, которое, чего она боялась, «погубило» ее. Пол пациентки был, в принципе, женский, но раннее желание иметь пенис и иллюзорное представление об ее «уродливых» женских гениталиях нарушили определение единого сексуального целого, вызывая сексуальные желания и желание родить. Несовместимые личности властного, здорового, мужественного отца и заботливой, но болезненно депрессивной матерью поддерживали неустойчивое положение в плане ее самооценки и сексуальной ориентации. Внутренний мир пациентки также не являл собой единого целого, включая в себя противоречивые и несовместимые представления. Разделение объекта и самоопределение не было чем-то необычным. На ранних стадиях поиска хорошего объекта в психоаналитике и сопутствующее проецирование свойств плохих объектов на других создало ситуации разочарования в лечении и помимо него. Самые банальные изменения в ходе психоанализа приводили ее в бешенство или отчаяние. Она чувствовала себя свободной от тревоги и постоянного чувства обреченности только когда могла представлять близость с щедрым, сильным, всеведущим идеальным объектом. При переносе поиск такого объекта стал стимулом для ухудшения состояния и сопротивления. Постепенно, по словам Блицтен, пациентка уверилась, что этим объектом должен был стать психоаналитик.

Продолжение следует..